22 июня в этом году выпадает на воскресенье. Так же, как и 67 лет назад. Сегодня нам сложно представить себя в этот день 1941 года на месте тех, кому война поломала судьбу или вовсе отняла жизнь.
Вообще-то София Андреевна ГРИНЬКОВА не считает свою судьбу особенной. Говорит, что Великая Отечественная внесла свои коррективы в многие жизни. Её - не исключение. 14-летней девчонкой она оказалась в Германии. В неволе. В Кёнигсберге.
Немцы ворвались в село Гельмязов Черкасской области в сентябре 41-го на мотоциклах и грузовиках.
- Машина заехала в наш тупичок, - вспоминает София Андреевна. - Немцы повы-
прыгивали, двое направились к нам. Один во дворе остался, а другой в хату зашёл. Мама как раз на кухне стояла, а я слезала с охапкой сена с чердака, у меня, как я фашиста увидела, нога мимо перекладины соскользнула, это сено так и упало на пол... А немец огляделся, спрашивает у мамы: "где твой муж?" Она показывает на фотографию, где он лежит в гробу - тогда было принято фотографировать покойников.
Другой поинтересовался: "Курка, яйки"? София отправилась ловить кур, но перепуганные птицы через дыру в заборе убежали в чужой огород. Немец, который остался в доме, оценив небогатую "обстановку" - пол застелен домотканой ряднинкой, деревянные лавки, стол, одна кровать, - кивнул другому: "Пойдём".
В соседнем доме разместилось отделение полиции. Сосед надел на руку повязку полицая - ходил по селу как представитель новой власти.
- Мальчишки - одноклассники моей старшей сестры тоже пошли в полицаи, - качает головой София Андреевна. - Кто-то выдавал фашистам коммунистов и евреев. Я думаю, они.
В 42-м стали набирать людей на работу в Германию. Некоторые записывались добровольно.
- А маме сказали, у тебя 4 дочери - старшая, которой 16, пусть остаётся и помогает младших кормить, - вспоминает женщина. - А мне, 14-летней, велели собираться. Как мама ни плакала, ни умоляла не забирать меня, не помогло.
Из райцентра Золотоноши девочка вместе с другими односельчанами попала в Киевский концлагерь. Там людей пропустили через медкомиссию и загнали в товарный поезд. По расчётам Софии Андреевны, везли 17 суток. Где-то в Польше, скорее всего, в Варшаве, их подвергли санобработке.
Запах Кёнигсберга
- Наконец 22 октября 1942 года эшелон привёз нас на Южный вокзал в Кёнигсберг, - говорит София Гринькова. - Повели по городу пешочком. И меня поразил запах в городе! Я не могла понять, что это такое, но видела: дымоходы дымят! Потом узнала, что немцы топили брикетами, пропитанными специальным составом. Лошади-тяжеловозы везли хозяйственные фургоны, и копыта цокали по брусчатке звонко. Трамвай ходил.
Девушек привели на "биржу труда", которая располагалась в кинотеатре.
- Мы выходили на сцену по очереди, - вспоминает София Андреевна. - Меня тоже вызвали, расспросили, кто я, откуда, когда родилась? В зале сидели люди, которые выбирали для себя работников. Ко мне подошла одна из немок и сказала: "Поехали со мной".
Приехали на трамвае на нынешнюю улицу Карла Маркса. Там в пристройке на углу был магазинчик, из которого можно было подниматься в жилую комнату. Фрау Бальцерайт работала в этом магазине. А Софии предстояло присматривать за её двухлетней дочкой - Хельгой. Мужа Гертруды Бальцерайт София видела всего три раза. Он был морской офицер, приезжал в отпуск на неделю-полторы.
Мать учила Хельгу говорить, а с ней училась и нянька. Через полгода София уже "шпрехала бегло", читала девочке стихи, сказки.
- Хелька меня очень любила, и я её тоже, - признаётся София Андреевна. - Эта кроха, бывало, когда я вспомню маму, заплачу, подойдёт, обнимет и лопочет по-немецки, успокаивает.
Бомбёжки - дело привычное
По воскресеньям на три часа привозных работников отпускали погулять. Главное было не забыть пристегнуть свою нашивку: "OST", что значит "Восток". Однажды Соня выскочила на улицу без нашивки и очень скоро об этом пожалела: встретившийся на её пути полицейский несколько раз ударил забывчивую девушку по лицу.
Часто в городе завывали сирены и девочки бегали прятаться в подвал. Население привыкло к бомбёжкам. Но то, что случилось в августе 44-го, было ни на что не похоже.
- Город весь полыхал! - вспоминает София Андреевна. - Мы в это время были в Бервальде (нынешний посёлок Веселовка). Нас с Хелькой ещё в июне 44-го фрау Бальцерайт туда отправила. Сняла комнатку у фермера и сама приезжала из города каждый вечер. У фермера было три дочери: Кристина, Урсула и Эримгарт. Мы подружились. Отец их один воспитывал.
Через день после бомбёжки фрау Бальцерайт послала юную няню кое-что привезти из города. София доехала до Южного вокзала, а дальше пошла пешком через кладбище (нынешний парк Калинина).
- Иду и вижу там сотни погибших кёнигсбержцев. Их было так много, что всем не хватало гробов. Трупы просто собирали и складывали в братскую могилу, - говорит София Андреевна. - А дома были такие горячие, от них шёл жар, как от печи.
"Может, и убьют, но домой хочется!"
София, хоть и привязалась к немецкой семье, но всё же чувствовала, что они "как будто на разных берегах". Фрау Бальцерайт с Хельгой покидали родной город в последний момент в январе 1945-го, когда уже поезда на Балтийск не ходили. Нашли какую-то лодку и в ней переправились в Польшу. Уезжая, Гертруда предлагала: "София, поехали со мной - тебя ваши же убьют!"
"Может, и убьют, но я хочу домой", - решила девушка и осталась на ферме.
"Самый счастливый день" Софии Андреевны, 2 февраля 1945 года, начинался так: позёмка, гул, взрывы, немец бежит, кричит: "Руссишен солдатен!"
- Наши пришли со стороны железной дороги, грязные, усталые, - вспоминает она. - Помню - поили их молоком, потом обед стали готовить.
Работники бросили ферму и присоединились к колонне. Понадобился переводчик, София возьми да и скажи, что знает немецкий. Так и попала в армию, а не домой. Пришлось задержаться в Кёнигсберге ещё на год.
Когда переводчики стали не нужны, девушка трудилась в армейской прачечной. Однажды у Софии совсем прохудились туфли. Девушка настолько расстроилась, что расплакалась прямо на улице. Мимо проходил офицер. Выяснив в чём дело, он распорядился "пошить сапоги немедленно". Она отправилась в мастерскую - там сняли мерку. Но выполнять заказ мастер не торопился - за своими сапогами пришлось заходить не один раз. "Однажды сижу там, в мастерской, бренькаю на гитаре, и входит офицер с фотоаппаратом", - вспоминает София Андреевна. Оказалось, военный корреспондент Степан Гриньков, "удивительный человек". Но это уже другая история...
Маму София увидела только в 46-м году, когда демобилизовалась. Только остаться дома ей так и не довелось. Степан Гриньков взял девушку в жёны и увёз в... Калининград.
Связи с фрау Бальцерайт и её дочкой Хельгой бывшая украинская няня не потеряла. После войны те обосновались в городе Бременхафен (ФРГ). Им повезло дождаться с фронта мужа и отца, который в мирной жизни стал классным поваром. Сейчас из семьи Бальцерайт в живых осталась только Хельга. В 1996 году София Андреевна первый раз поехала по приглашению в Германию к Хельге. "Мы с ней дети войны, - рассуждает София Гринькова, - и ни в чём не виноваты. Не надо смешивать немцев и фашистов. Но иногда становится страшно, когда вижу, как кто-то старается возродить эту заразу. Они сами не знают, что творят".
Не женское это дело? 
Директор кризисного центра в Калининграде: «Бегите от домашнего тирана!» 
Хобби - искать пропавших. Как калининградец разыскал пять тысяч человек