Калининградец Николай ЯХНИЦКИЙ дошёл до Берлина. Он до сих пор не верит, что выжил в кровавой мясорубке войны.
- Сколько на меня у смерти тогда было ловушек заготовлено - не счесть, - рассказывает Николай Иосифович, - ехали мы в воинском эшелоне на фронт, и где-то под Орлом паровоз остановился. Пока бежали в лес, увидели над собой несколько звеньев бомбардировщиков... Бомбы перепахали станцию в считанные минуты: высоко в небо взлетели шпалы, рельсы и боевые товарищи, не сумевшие покинуть теплушки. Ненависть закипала в нас так, что было трудно дышать. А кто-то и вовсе сошёл с ума: задержись мы на станции на пару минут, и остались бы там навечно...
Пуля не выбирает
Бои были суровые, мы шли на запад, преодолевая в день по 30-35 км. Останавливались лишь затем, чтобы проложить себе дорогу сквозь гитлеровские окопы. И тогда фашистам мало не казалось...Страха особого не было, может, потому что был молод - на тот момент мне и 18 не стукнуло... Пуля не выбирала - клевала всех кого ни попадя. Помню, с остатками батальона брали безымянную высотку. Когда навалились на фрицев, нас было больше 170. А начали выползать после боя - ходить уже сил не было - насчитали 27 бойцов. И вот стоим мы, прислонившись кто к дереву, кто к брустверу, а тут старшина с термосами: "Хлопцы, я вам супчику горяченького, подставляй котелки! Повара постарались: мяса навалом!" И сидим мы, достав из-за голенищ ложки, и рубаем этот супчик как-то механически, да вкуса не чувствуем...
Смертельная граната
...Не помню, трёх или четырёх гитлеровцев положил. А тут случайно на бедро своё глянул: кровь так и хлещет! Рану руками зажал и побрел в тылы. Доковылял до комбата из последних сил, тот орден посулил. Крови уже натекло почти полный сапог...
Окончательно пришёл в себя в лесу. Лежу на повозке, и меня в тыл везут. Первым делом решил проверить: не оттяпали ли ногу? Скользнул ладонью по бедру: мать честная! Гранату-то мою так никто снять и не догадался, а у неё чека почти выскользнула - на честном слове держится. Я осторожно взял гранату, чеку вытащил и откинул метров на десять. От взрыва лошади рванули, и я снова потерял сознание...
Берлин у меня остался одним большим светлым пятном, как засветившаяся пленка. Помню только, улицы были страшно разрушены, какие-то люди в гражданском, пугливо озираясь, ножами срезали с боков убитых лошадей мясо...
Меня часто спрашивают: расписался ли я на стене рейхстага? Нет! Мы стояли в другом районе Берлина и не могли отправиться в центр на его поиски. Дисциплина...
В госпитале
В декабре 1945 г. я попал в госпиталь, пошли нарывы по всему телу. Врачи пояснили: кровь застудил. А как её было не застудить во время ночёвок в поле и сырых шинелях?
В этом же госпитале, в немецком городке, мне предложили остаться на хозработах. Я согласился. В начале 1946 г. к нам стали приходить вагоны с трупами бывших эсесовцев, умерших в советских лагерях. Чтобы у мирового сообщества не возникло протеста против того, что у нас пленные "пачками мрут", их было решено переправить в Германию. Наш госпитальный подвал, который не отапливался, со временем был превращён в морг. Умершие лежали в несколько рядов, друг на друге. Я спускался туда и думал: "Для чего нужна была эта война?"
Фронтовик погиб от рук односельчан 
«Вера увеличилась на 17,5%». Как работает армейский батюшка из Калининграда