69 лет назад, 9 июля 1946 года вышло Постановление Совмина СССР «О первоочередных мероприятиях по заселению районов и развитию сельского хозяйства в Калининградской области». Люди поехали на чужбину, в Восточную Пруссию, чтобы сделать ее своей землей. А здесь встречались с теми, кого еще недавно считали злейшим врагом. Что пережили в Пруссии первые переселенцы?
Тех, кто может рассказать о тех далеких годах с каждым годом остается все меньше. Журналист АиФ-Калининград побеседовал с первыми переселенцами.
Страху натерпелись
Надежда Ситникова с семьей приехала в Полесский район вторым по счету эшелоном.
«Мы жили в глухой мордовской деревушке, многие из односельчан паровоза ни разу в жизни не видели, - вспоминает она. - А тут отец приходит и сообщает, что завербовался в Калининградскую область».
Соседи отговаривали: мол, куда, там же фашисты! Переселенцами могли стать только благонадежные люди. Из Надиной деревни решились ехать пять семей. Всего 25 августа 1946 года со станции Рузаевка из Мордовской АССР выехало 124 семьи - 639 человек. С собой везли: 95 коров, 61 теленка, 5 свиней, 102 овцы, 5 коз, 262 птицы. Мужчины ехали в вагонах вместе со скотом - животных надо было кормить. Как сказано в архивных документах, через шесть суток прибыли в Тапиау (сейчас – город Гвардейск). Поселились в посёлках Келладен (Ильичево), Пермауерн (Ломоносовка), Пердоллен (Петино).
Семья с вещами поехала на машине, а корову надо было вести пешком. Ее доверили Наде, девушке тогда было 16 лет. Нужно было преодолеть около 40 километров. В Келладен пришли уже ночью, она так и заснула на корове.
«Утром просыпаюсь - ничего не пойму, - рассказывает Надежда Гавриловна, - дома не такие, как у нас, дороги каменные, кругом сады, полные яблок. Мы приехали в лаптях, а немцы ходили в деревянных башмаках, стучали ими по булыжной мостовой».
Семье дали финский домик. Зашли - ни окон, ни дверей, ни мебели, блохи скачут. Первый месяц спали на сене, по утрам вставали все покусанные. Но потихоньку обживались. Сначала сделали русскую печку, построили баню. Многие переселенцы, глядя на такие трудности, разворачивались, и - назад. Надина мама тоже первое время была очень недовольна, говорила: «Ой, зачем приехали?».
Переселенцам из Мордовии еще повезло. Чуваши, которые прибыли чуть раньше, натерпелись здесь страху. Любовь Мотовилова (она сейчас живет в Саранском) помнит, как сразу после переезда ее мать всю ночь отгоняла от детей крыс. Грызунов было море.
Наутро поднялись на чердак, а там - убитые красноармейцы. Тела объедены. Этих бойцов похоронили в братской могиле в Саранском. Пришлось перебраться в другой дом на окраине, но и там не задержались. Через поелок группами по 3-5 человек пробирались вооруженные немцы, бежавшие в Литву. Вечером к ним в дом пришли такие «бегунцы». Всю ночь не спали. Рано утром враги ушли, забрав с собой все продукты.
К осени в поселках уже можно было встретить только мирных немцев - женщин, детей и стариков.
«Мы представляли их чуть ли не зверями какими-то, а оказалось, они такие же, как мы, - работяги».
Надя немного говорила по-немецки, как-то она увидела свою соседку - немку, познакомилась. Стали ходить друг к другу в гости. Фрау Эльза приносила картошку, помидоры, лук, ей взамен давали молоко и яйца.
Но все равно переселенцы вечно ходили голодные. Днем и немецкие, и наши малыши бегали в военную часть, где их угощали перловкой с американской тушенкой, а по ночам дети постарше ходили туда же, но уже чтобы воровать овощи с подсобного хозяйства.
Переселенцы ездили за зерном в Литву, дорога лежала через лес. Часто их на обратном пути встречали вооружённые литовцы - «лесные братья», отбирали зерно и деньги. Кому-то ещё при этом и по шее прикладом доставалось. Одного нашего поселенца даже убили».
В 1947 году, устав от голода, жители Ильичево написали коллективное письмо в Москву. Оттуда приехали люди. Ходили по домам, смотрели, как живет народ, опрашивали. После этого, говорят, первого секретаря обкома Петра Иванова вызвали в Москву. Вскоре он застрелился.
Политика довела
В 1948 году немцев выслали в Германию. Позже муж Надежды рассказывал ей, как встречал эшелоны из Восточной Пруссии в Берлине. Беженцев расселяли по квартирам и целый месяц кормили на наших полевых кухнях.
А в Калининградской области тем временем поднимали колхозы. Надежда работала на молочной ферме учетчицей. Потом устроилась в районную администрацию, ведь она была грамотная - семь классов окончила. Она до сих пор удивляется: тогда в сельских администрациях по два человека работали и такие дела вершили, что современным чиновникам и не снилось. А сейчас госслужащих развелось столько, что хоть соли, а пустяковые проблемы решаются годами.
В 50-е годы, когда отменили налоги с личного хозяйства, жить стало легче, семья даже купила новую мебель, а в 1961 году. - телевизор. Надежда признается, что время было счастливое: вместе работали, дружно праздники отмечали. От плохих отношений с литовцами остались одни воспоминания - ездили туда запросто, общались.
Всю жизнь жили в поселке, но такой проблемы, как пьянство, не знали. Это сейчас фермеры в районах стонут: трезвого работника не найти.
«И неудивительно, - переживает Надежда Гавриловна. - Смотрю, подростки после школы бегут в магазин за сигаретами и пивом. Люди испортились: работать не желают, а жить хорошо хотят все. В каждой семье - по две машины, в отпуск ездят, куда захотят, и все им плохо».
Не меньше волнует переселенку и ухудшение отношений с соседями-европейцами. Еще вчера дружили, а сейчас на нас волками смотрят.
«В последнее время заходишь в магазин в Литве, а там, слыша русскую речь, бывает, даже обслуживать отказываются, - возмущается она. - Вот как политики людьми вертят».
Надежда Гавриловна за свою жизнь убедилась: большая политика политикой, а надо оставаться людьми. Ведь она не озлобилась на немцев, несмотря на то, что отец у нее был тяжело ранен на войне, а дядя погиб. Она 60 лет его искала. Давала объявления в газету, писала в передачу «Жди меня». Его останки нашли поисковики недалеко от Пятидорожного, под Багратионовском.
Тем не менее, когда в начале 90-х к ней в дом постучались немцы - дети тех, кто жил тут до войны, она приняла их, как своих. Подружились. Они приглашали ен в Германию.
«Правда, когда у нас заговорили о переименовании Калининграда в Кенигсберг, я была против, - признаётся она. - И сейчас против. Тот город ушел в историю, а мы строим здесь свою жизнь».
Как в Кенигсберге. Бывший юрист строит дома по старинной технологии 
Город-сад. Сохранит ли Калининград вековые деревья Восточной Пруссии 
Без надзора. Кто ответит за разрушенные кирхи старого Кенигсберга 
Расцветали яблони и груши. Энтузиасты пытаются возродить сады Кенигсберга 
Как штурмовали Кенигсберг. Воспоминания ветеранов о судьбоносном бое